"Как ты могла?!!!!!! - орала я, - Ты будешь сидеть дома и никуда больше никогда отсюда не выйдешь!"
Ее глаза выражали панику. Она хотела выбежать, но любую попытку я пресекала, хватая ее за предплечье и возвращая на место. Ее хрупкое гибкое тело раздражало меня своими прикосновениями.
"Ты ужасная мать!" Слова стучали в моих висках, в глазах было мутно от злости, губы сухие и плотно сжаты. Я не знала как возразить на это, ведь все делали очевидным последние пять минут. Смысла оправдываться не было никакого. Мне не хотелось ни унижаться, ни каяться в содеянном, ни тем более что-то менять. Я чувствовала себя разбитой. Разбитой во всех смыслах. Все мои мечты о прекрасной доброй жизни кто-то ежедневно подтачивал где-то у основания и вот сейчас все рухнуло, шокируя грохотом, обсыпая пеплом и пылью всех присутствующих. Мой идеальный мир был повергнут в небытие. И самое страшное, что мне не было его жаль, мне не хотелось из руин создавать нечто прекрасное снова. Я знала, я была уверена, что крах неминуем. Мне хотелось умереть на ближайший год. Воскреснуть в другой стране, с другим именем, внешностью, историей, судьбой... Все вокруг считали меня плохой, ужасной матерью. И даже если после я буду кувыркаться с детьми в траве, кормить их ягодами и смеяться все примут это за лицемерие. Потому что я ужасная. И это клеймо в моих глазах, в моей речи, в звучании голоса и в ритме шагов. Так что шанса на исправление у меня все равно нет. Для чего тогда мне хотя бы пытаться быть хорошей?
К чертям все. Всю эту семейную идиллию.
Отдышавшись, я вышла на улицу. Ее лицо… Оно было у меня перед глазами. Ее огромные круглые глаза полные слез и паники то ли от содеянного, то ли от моего «воспитания» до сих пор передо мной. Солнце казалось светило серыми грязными лучами, его тепло раздражало. Казалось все вокруг такое наигранно доброе специально, чтобы оттенить на контрасте меня. Это гребаное солнце прожигало насквозь мои внутренности, как рентген, и мне казалось, что вся моя внутренняя гниль – вот она, налицо. Я не знала куда мне пойти, что сделать и что говорить. А главное кому. Меня тошнило. Малышка попросила грудь и это только усилило приступ тошноты. Спустя несколько минут я вернулась, формальности ради, из чувства долга или еще из каких-то соображений (хотя не могу сказать что я мотивировалась чем-то хорошим) и обняла Ми. Мои руки холоднее самого холодного снега, мои прикосновения не были похожими на материнские объятья, мои слова не звучали моим голосом. Все это было напускное. Я делала это лишь с тем учетом, что она не поймет лживости этих действий, примет их за чистую монету и успокоится. Хотя мне было все равно, в какой-то степени.
Так я стала жить с жирным бесцеремонно выжженным прямо на моем лице клеймом «ужасная мать». Я видела его в зеркале каждое утро. Поэтому предпочитала вообще не заглядывать в зеркала. Спустя короткое время они стали вызывать у меня полное отвращение. После выпавших волос на голове, начали отрастать новые. Они дыбились в разные стороны придавая мне придурковатый и болезненный вид. На косметику не было ни сил ни желания. Да и к чему все это когда никто кроме мужа отца и новорожденного ребенка целыми днями меня никто не видит, а они видели меня и в более худшие времена.
Прошло несколько дней после того, как я «показала свое истинное лицо». Я пыталась сделать вид, что все забыто. И все тоже пытались. Меня буквально выворачивало каждый раз, когда я начинала нежно разговаривать с детьми, потому что я не умею врать. Вернее врать то я умею, но вот изображать зайчика, когда все вокруг прекрасно знают, что под пушистой шкуркой зайчика кроется волчья пасть с прогнившими зубами. Не то что бы я не испытывала чувства нежности и любви к детям, просто этот ярлык ужасной матери не клеился с таким поведением. Ужасная мать должна орать на детей, бить, быть равнодушной к их слезам, а тем более потребностям. Поэтому все мои попытки исправить ситуацию выглядели жалко и, как воспринимали их все, притворно. Потому что таким как я – прощения не видать.
Засыпая, вечерами, я отыскивала внутри себя хоть искорку любви, я надеялась, что если такая найдется, то возможно я смогу разжечь костер и согреть своих близких и себя в первую очередь. Но искорки не находилось. Я потеряла всякую способность любить. Дети меня раздражали, особенно Ми, муж тоже. Что уж говорить о всех других людях. Я просто смирилась со своим состоянием. Лежа на диване и разглядывая нарочито кривые полоски на обоях, я прислушивалась к шороху за стеной. Это Ми вертелась в тщетных попытках уснуть. "Ну и что... - сказала я себе, - ну и что, что я вас не люблю. Просто буду притворяться. У меня не получилось быть самой хорошей мамой. У меня даже просто быть мамой не особо то получилось. Пусть так. Все равно когда-нибудь я умру и мое притворство закончится. В аду можно будет не прятать истинного лица - никто не осудит." Тут я уткнулась в головку младенца и зарыдала. "Нееееееет!!!!! Я не такая!!!!! Я найду в себе то,что вернет меня к жизни, я найду!!! Я смогу разжечь эту остывающую искорку внутри себя..." Я плакала от бессилия, но мне хотелось плакать. Я рыдала и ненавидела себя. Но я испытала чувства. Я смогла почувствовать хоть что-то внутри себя. Мне было все равно что, лишь бы что-то шевелилось в груди, лишь бы покалывало в мышцах от приливающей крови. Значит я выберусь, значит я смогу...
Ее глаза выражали панику. Она хотела выбежать, но любую попытку я пресекала, хватая ее за предплечье и возвращая на место. Ее хрупкое гибкое тело раздражало меня своими прикосновениями.
"Ты ужасная мать!" Слова стучали в моих висках, в глазах было мутно от злости, губы сухие и плотно сжаты. Я не знала как возразить на это, ведь все делали очевидным последние пять минут. Смысла оправдываться не было никакого. Мне не хотелось ни унижаться, ни каяться в содеянном, ни тем более что-то менять. Я чувствовала себя разбитой. Разбитой во всех смыслах. Все мои мечты о прекрасной доброй жизни кто-то ежедневно подтачивал где-то у основания и вот сейчас все рухнуло, шокируя грохотом, обсыпая пеплом и пылью всех присутствующих. Мой идеальный мир был повергнут в небытие. И самое страшное, что мне не было его жаль, мне не хотелось из руин создавать нечто прекрасное снова. Я знала, я была уверена, что крах неминуем. Мне хотелось умереть на ближайший год. Воскреснуть в другой стране, с другим именем, внешностью, историей, судьбой... Все вокруг считали меня плохой, ужасной матерью. И даже если после я буду кувыркаться с детьми в траве, кормить их ягодами и смеяться все примут это за лицемерие. Потому что я ужасная. И это клеймо в моих глазах, в моей речи, в звучании голоса и в ритме шагов. Так что шанса на исправление у меня все равно нет. Для чего тогда мне хотя бы пытаться быть хорошей?
К чертям все. Всю эту семейную идиллию.
Отдышавшись, я вышла на улицу. Ее лицо… Оно было у меня перед глазами. Ее огромные круглые глаза полные слез и паники то ли от содеянного, то ли от моего «воспитания» до сих пор передо мной. Солнце казалось светило серыми грязными лучами, его тепло раздражало. Казалось все вокруг такое наигранно доброе специально, чтобы оттенить на контрасте меня. Это гребаное солнце прожигало насквозь мои внутренности, как рентген, и мне казалось, что вся моя внутренняя гниль – вот она, налицо. Я не знала куда мне пойти, что сделать и что говорить. А главное кому. Меня тошнило. Малышка попросила грудь и это только усилило приступ тошноты. Спустя несколько минут я вернулась, формальности ради, из чувства долга или еще из каких-то соображений (хотя не могу сказать что я мотивировалась чем-то хорошим) и обняла Ми. Мои руки холоднее самого холодного снега, мои прикосновения не были похожими на материнские объятья, мои слова не звучали моим голосом. Все это было напускное. Я делала это лишь с тем учетом, что она не поймет лживости этих действий, примет их за чистую монету и успокоится. Хотя мне было все равно, в какой-то степени.
Так я стала жить с жирным бесцеремонно выжженным прямо на моем лице клеймом «ужасная мать». Я видела его в зеркале каждое утро. Поэтому предпочитала вообще не заглядывать в зеркала. Спустя короткое время они стали вызывать у меня полное отвращение. После выпавших волос на голове, начали отрастать новые. Они дыбились в разные стороны придавая мне придурковатый и болезненный вид. На косметику не было ни сил ни желания. Да и к чему все это когда никто кроме мужа отца и новорожденного ребенка целыми днями меня никто не видит, а они видели меня и в более худшие времена.
Прошло несколько дней после того, как я «показала свое истинное лицо». Я пыталась сделать вид, что все забыто. И все тоже пытались. Меня буквально выворачивало каждый раз, когда я начинала нежно разговаривать с детьми, потому что я не умею врать. Вернее врать то я умею, но вот изображать зайчика, когда все вокруг прекрасно знают, что под пушистой шкуркой зайчика кроется волчья пасть с прогнившими зубами. Не то что бы я не испытывала чувства нежности и любви к детям, просто этот ярлык ужасной матери не клеился с таким поведением. Ужасная мать должна орать на детей, бить, быть равнодушной к их слезам, а тем более потребностям. Поэтому все мои попытки исправить ситуацию выглядели жалко и, как воспринимали их все, притворно. Потому что таким как я – прощения не видать.
Засыпая, вечерами, я отыскивала внутри себя хоть искорку любви, я надеялась, что если такая найдется, то возможно я смогу разжечь костер и согреть своих близких и себя в первую очередь. Но искорки не находилось. Я потеряла всякую способность любить. Дети меня раздражали, особенно Ми, муж тоже. Что уж говорить о всех других людях. Я просто смирилась со своим состоянием. Лежа на диване и разглядывая нарочито кривые полоски на обоях, я прислушивалась к шороху за стеной. Это Ми вертелась в тщетных попытках уснуть. "Ну и что... - сказала я себе, - ну и что, что я вас не люблю. Просто буду притворяться. У меня не получилось быть самой хорошей мамой. У меня даже просто быть мамой не особо то получилось. Пусть так. Все равно когда-нибудь я умру и мое притворство закончится. В аду можно будет не прятать истинного лица - никто не осудит." Тут я уткнулась в головку младенца и зарыдала. "Нееееееет!!!!! Я не такая!!!!! Я найду в себе то,что вернет меня к жизни, я найду!!! Я смогу разжечь эту остывающую искорку внутри себя..." Я плакала от бессилия, но мне хотелось плакать. Я рыдала и ненавидела себя. Но я испытала чувства. Я смогла почувствовать хоть что-то внутри себя. Мне было все равно что, лишь бы что-то шевелилось в груди, лишь бы покалывало в мышцах от приливающей крови. Значит я выберусь, значит я смогу...
Комментариев нет:
Отправить комментарий